Неточные совпадения
В глазах у меня потемнело, голова закружилась, я
сжал ее в моих объятиях со всею силою юношеской страсти, но она, как
змея, скользнула между моими руками, шепнув мне на ухо: «Нынче ночью, как все уснут, выходи на берег», — и стрелою выскочила из комнаты.
Пастух под тенью спал, надеяся на псов,
Приметя то,
змея из-под кустов
Ползёт к нему, вон высунувши
жало;
И Пастуха на свете бы не стало:
Но сжаляся над ним, Комар, что было сил,
Сонливца укусил.
Проснувшися, Пастух
змею убил;
Но прежде Комара спросонья так хватил,
Что бедного его как не бывало.
А рядом с Климом стоял кудрявый парень, держа в руках железный лом, и — чихал; чихнет, улыбнется Самгину и, мигая, пристукивая ломом о булыжник, ждет следующего чиха. Во двор, в голубоватую кисею дыма, вбегали пожарные, влача за собою длинную
змею с медным
жалом. Стучали топоры, трещали доски, падали на землю, дымясь и сея золотые искры; полицейский пристав Эгге уговаривал зрителей...
И старика, которого
змеи сжимают… как бишь его зовут…
Мы еще были внизу, а колонна змеилась уже по лестнице, штыки сверкали на солнце, музыка уходила вперед и играла все глуше и глуше. Скомандовали: «Левое плечо вперед!» — колонна
сжалась, точно
змей, в кольцо, потом растянулась и взяла направо; музыка заиграла еще глуше, как будто вошла под свод, и вдруг смолкла.
Он задыхался от ярости,
сжимал кулаки и, кажется, готов был броситься на Харитину и убить ее одним ударом. О, как он ревновал ее к ее прошлому, как ненавидел ее и с радостью растоптал бы ее, как топчут
змею!
И рек ей тот
змей:"Не страшись мя, старица убогая, приполз я к тебе не своим хотением, а невольным повелением, притупилося у меня
жало лютое, острое!"–
Ирландцы пошумели еще некоторое время, потом расступились, выпустив Падди, который опять вышел вперед и пошел на Матвея,
сжав плечи, втянув в них голову, опустивши руки и изгибаясь, как
змея. Матвей стоял, глядя с некоторым удивлением на его странные ужимки, и уже опять было приготовился повторить прежний урок, как вдруг ирландец присел; руки Матвея напрасно скользнули в воздухе, ноги как будто сами поднялись, и он полетел через постель на спину.
Под утро по совершенно бессонной Москве, не потушившей ни одного огня, вверх по Тверской, сметая все встречное, что
жалось в подъезды и витрины, выдавливая стекла, прошла многотысячная, стрекочущая копытами по торцам
змея Конной армии. Малиновые башлыки мотались концами на серых спинах, и кончики пик кололи небо. Толпа, мечущаяся и воющая, как будто ожила сразу, увидав ломящиеся вперед, рассекающие расплеснутое варево безумия шеренги. В толпе на тротуарах начали призывно, с надеждою, выть.
—
Змей подколодный, — начал он, с горестной старательностью выговаривая каждую букву каждого слога, —
жалом своим меня уязвил и все мои надежды в жизни — в прах обратил! И рассказал бы я вам, Дмитрий Семенович, все его ехидные поступки, но матушку вашу боюсь прогневить! («Млады вы еще суть», — мелькнуло у меня в голове выражение Прокофия.) Уж и так…
Больной чувствовал, что из цветка длинными, похожими на
змей, ползучими потоками извивается зло; они опутывали его,
сжимали и сдавливали члены и пропитывали все тело своим ужасным содержанием.
Он ловок был, со вкусом был одет,
Изящно был причесан и так дале.
На пальцах перстни изливали свет,
И галстук надушен был, как на бале.
Ему едва ли было двадцать лет,
Но бледностью казалися покрыты
Его чело и нежные ланиты, —
Не знаю, мук ли то последних след,
Но мне давно знаком был этот цвет, —
И на устах его, опасней
жалаЗмеи, насмешка вечная блуждала.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И
жало мудрыя
змеиВ уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
— Теперь мне, как говорится, море по колено! — бормотала она, идя со мной к дому и судорожно
сжимая мой локоть. — Утром я не знала, куда деваться от ужаса, а сейчас… сейчас, мой хороший великан, я не знаю, куда деваться от счастья! Там сидит и ждет меня муж… Ха-ха! Мне-то что? Хоть бы он даже был крокодил, страшная
змея… ничего не боюсь! Я тебя люблю и знать ничего не хочу.
Один плачевно выпускал язык, как теленок, которого готовят на заклание; у другого дрожал он, будто
жало у
змеи; третий открывал рот, как тощая кляча, которая зевает.
Схватывает он
змея своими могучими руками прямо под голову,
жмет ее изо всей силы, наливаются кровью глаза чудовища, и вдруг струя алой крови как фонтаном брызжет из пасти и
жало смертоносное упадает к ногам Якова Потаповича.
— Заснула опять, и снова он мне пригрезился. Снилось мне, что идем мы с ним цветистым лугом, утро будто бы летнее, раннее, на мураве-траве и на цветах еще роса не высохла, поляна далеко, далеко расстилается, и идем мы с ним уже давно, и я притомилась. «Сем-ка присядем», — говорю я ему. Выбрали мы местечко, уселись, солнышко так хорошо пригревает, кругом все тепло да радостно, вдруг, вижу я
змея большая-пребольшая вокруг него обвивается и в горло ему
жало впускает, я как вскрикнула и опять проснулась…
Ему казалось, он упал с седьмого неба в пропасть, где кишат
змеи и разные гады, готовые вонзить в него свое
жало или облить его своим ядом.
Вдруг раздается свирепый змеиный шип и из чаши леса с раскрытым зевом, с трепещущим в нем ядовитым
жалом, прямо на княжну Евпраксию бросается огромный
змей. Вскрикивает княжна и невольно прячется за спину своего спутника.
Из-под одного-то из них совершенно неожиданно для нас поднялась большая, почти двухаршинная
змея, блестевшая на солнце яркой зеленовато-серой чешуёй и с высунутым
жалом бросилась в нашу сторону.